Золотое сечение Боровска

Опубликовано в газете "Боровскъ - сердце моё", номер 2(20) от 17-02-2019
От редакции:
Виктор Иванович Рыбалко по основной профессии врач. С 1976 по 2001 год работал в Боровске терапевтом, кардиологом, фтизиатром. Проживал на улице Володарского. Публиковался в районной и областных газетах, в столичных изданиях. Член Союза писателей России с 2006 года. Сейчас Виктор Иванович работает врачом-терапевтом в городской больнице города Королёв. Боровчане давно знакомы с его книгой «Золотое сечение Боровска» и знают Виктора Ивановича как чуткого, внимательного, профессионального исследователя человеческих душ и судеб. С согласия автора мы публикуем небольшой отрывок из этого произведения.
Фотографии для статьи предоставил боровский фотохудожник Александр Шебырев.

Эта тема давно меня тревожит.
Случалось ли вам проезжать мимо какой-нибудь деревни в сумерках, когда внизу уже расположилась ночь, а вверху еще голубеет небо? И вдруг на фоне мирных, уходящих на покой домиков, неожиданно грубо зачернеет огромный силуэт вновь возводимого строения какого-нибудь неместного богатея. Уродливое и чужеродное среди притихших рядом сельских старожилов. Минуешь эту деревню, но долго не проходит ощущение, что кто-то злобно выматерился тебе вслед.

МОЙ ГОРОД

Меня очень волнует, что однажды на улице моего города появится вот такая же несуразная громадина. Да что там «появится»? Они уже есть! Выйди поближе к окраинам — и увидишь причудливо-уродливые дома-махины с одинаковыми претензиями на оригинальность, вычурность, великолепие и богатство. И никогда — на уважение к моде, к стилю, к лицу, к индивидуальности города!

Чем притягателен наш провинциальный городок Боровск? Он притягателен своими старыми домами на своих старых улицах. Что ж за притяжение исходит от этих старомодных домов, одноэтажных или исполненных в традиционной манере купеческого двухэтажия: низ — каменный, кирпичный, а второй этаж — деревянный, рубленный? Внизу окна без изысков, вверху украшены резными наличниками. Но эта бесхитростная красота так глубоко привязывает к себе и никогда уже не отпускает!

Я очень долго бился над разгадкой этого явления. Совершенно явственно я чувствовал, что на этих улицах меня освежает, одушевляет, подпитывает некая непонятная мне сила. Эта сила была сродни той, что не один раз помогала мне. Лет десять назад работали мы, медики, в старой еще больнице, до переезда ее в новые здания. Работали с большими перегрузками и огромным напряжением до тихого покруживания в голове, рассеянности внимания. Тогда я использовал такой прием: выходил в больничный двор, оборачивался к Покровской церкви (ныне автоколонна), вечерне желтеющей от закатного освещения, и замирал, глядя на нее минуту-две. И как сказочный сын, падая грудью на мать — сыру-землю, набирался от нее новых сил, так и я наполнялся освежающей, упругой энергией от той неведомой силы, что и до сих пор, как благодать, изливается на мирян, лишь подними главу и воззри очами на Божий дом...

В те же, прежние годы, я мог, при желании, если мне никто не мешал разговорами, испытать подобное воздействие по дороге районного значения — от города Балабанова до города Боровска, — наблюдая в окно автобуса плывущие мимо старые дома деревень и поселков. Ощущение это резко усиливалось при въезде в Боровск. И в этом быстром мелькании почти физически слышалось звучание музыки. Балабаново. Начиналась прелюдия редкими аккордами. Дома, в то время одноэтажные, но еще тщившиеся походить па дома своего старшего брата (Боровска), все же притягивали взгляд и издавали редкие, хаотичные аккорды. Балабаново — грустный город. Он первый пал под натиском невежества, был сметен с лица земли и заново отстроен «коробочным» способом. Через каких-нибудь пятнадцать лет лицо неповторимости было полностью заменено на типичную маску современных городов-новостроек...

Дальше чаще и созвучнее звучат аккорды. Ермолино... Рябушки... Роща... Перезвоны усиливаются старинными видами: Боровским Пафнутьевским монастырем, Рощинской церковью. Звучание музыки нарастало, она становилась громче, проникновенней. И вот Долы — а это уже начало Боровска — и тут уже крещендо, огненный вал музыки по нервам...

Вначале я во всем «винил» красоту и неповторимость резных наличников. И не скоро понял: да он же, Боровск, — со-раз-ме-рен! Музыка эта — от соразмерности, от удивительного чувства меры, в соотношении высоты к ширине и длине, в повторяемости милого аккорда-трезвучия (три окна по фасаду), в строгом обрамлении окон, достаточной раздвижкой домов вдоль улицы — все это вместе и творило музыку.

Я промерил несколько домов. Так и есть! В каждом старом доме обязательно присутствуют пропорции золотого сечения: в размере длины и ширины, или расстояния от земли до окна и от окна до карниза, или в соотношении длины и высоты фасада и т.д. «Золотое сечение», открытое Леонардо да Винчи, — это пропорции в архитектуре, соотносящиеся, как 8 : 3, или 13 : 8, для поиска наиболее совершенных, уравновешенных пропорций между частями архитектурного сооружения. Например, возьмем старинное здание музыкальной школы в Боровске. Соотношение его фасада и длины — как 4,5 : 9,5. Соседний с ним старый дом — 4 : 9 частям. Окна и на том, и на другом — 80 сантиметров от земли и 30 сантиметров —- расстояние от карниза до окна, т. е. 8 : 3.

Любой может убедиться, промерив старое здание, как строилась «музыка».

Побывав на этих мягких, домашних улицах, выдь на край города, «чей стон раздается»? Это стонут, не поют, «агромадные» домищи, приляпанные невдалеке друг от друга. Им бы стоять на больших загородных виллах, да на больших участках земельной площади. Не-со-раз-мер-но!

МОЙ ДОМ

Я промерил пропорции своего дома дореволюционной еще постройки. Получилось 4 : 4 : 1 0 , где одна из четверок — это высота. Затем измерил один из новых домов на окраине. Получилось 6 : 1 1 : 8,5, где 11 — это высота. Возле этого дома всегда ощущается тревожность, напряженность, стесненность. Так действует несоразмерность. Это — плата за оригинальность. Не до музыки тут...

Я сходил к главному архитектору и прочел на генеральном плане развития города, висевшем за его спиной, что мой старинный дом «исторической ценности не представляет». А я-то восхищался его необыкновенной планировкой: дом в длину уходил в огород и по длине раньше имел два выхода: парадный и хозяйственный, разделялся на светлицу, горницу и кухню. Из кухни можно было выйти в тапочках под навес, застеленный деревянными полами, и, завернув за угол, попасть в туалет. Навес переходил в погребицу, а она плотно смыкалась с большим сараем. Навес со стороны огорода запирался огромной дверью на запор. И тогда с огорода в дом не проникнешь — ни одной щели между строениями! Как-то уютно и надежно вечерами и зимой под этой естественной защитой. Такой дом, отделав его по-старинному, можно показывать иностранцам за валюту!!!
А тут: «...Исторической ценности не представляет».

МОИ ЛЮДИ

Приехав сюда больше двадцати лет назад, я неожиданно столкнулся с людьми как бы из девятнадцатого века: бесхитростные, простодушные, искренние люди, всегда останавливающие тебя на дороге, чтоб порадоваться неожиданной встрече, чем-то помочь или подвезти. Исконные боровчане, «золотое сечение», 88

Но подросла поросль, впитавшая в себя разумение жизни прибывших, разбавила «сечение». Прибыли переселенцы, беженцы — неисконные люди. Привезли с собой свои привычки к жилью, к образу жизни. Свое мировоззрение, иногда — свою религию. Показали это людям девятнадцатого века. Что получилось?

ТАК, ЕСТЬ ЛИ ПРОБЛЕМА?

Есть ли проблема с беженцами, иногородними, переселенцами с других краев, привезшими свои традиции, нравы, взгляды и религию. Иные говорят: есть! Из-за них идет повышение преступности, возрастает социальное напряжение, они занимают рабочие места, покупают и строят жилье, им выделяют дефицитную землю, они привозят с собой социальные болезни...
Иные говорят: нет!
Ну, что же, я готов встать на эту сторону. Но при условии: пусть они, как и все новые застройщики, уважают, чтут и берегут старомодный, строгий и уверенный облик нашего города. Пусть запомнят для своих строящихся домов: не выше, шире и крупнее, не почудней и пооригинальней, а в традициях города — 8 : 3 или 13:8, — золотое сечение, «музыка» нашего Боровска.

Источник: Перейти