201 Латышская стрелковая дивизия в боях под Боровском (часть 1)

Фрагмент воспоминаний
командира 201 Латышской стрелковой дивизии полковника Г.Г. Поэгле,
1962 год

Материал предоставлен исследователем истории латышских стрелков
аспирантом исторического факультета Университета г. Торонто
Константином Фуксом

Подготовку к публикации
с сохранением стилистических особенностей авторского текста,
а также комментарии выполнил
Сергей Глухарев

(опубликовано впервые в газете "Боровскъ - сердце моё", номер 5 (12) от 25-05-2018)

 

Родился в Лифляндской губернии в 1898 году. Участник Гражданской войны, окончил Академию Генштаба, перед войной четыре года преподавал в ней. В августе назначен начальником штаба формируемой латвийской дивизии, в декабре 1941 г., в связи с ранением комдива 201 сд Я.Я. Вейкина, назначен на исполнение должности командира дивизии. В марте 1942 г. ранен, после излечения вернулся в академию. В 1944 был оклеветан, осужден на восемь лет тюрьмы по статье 58. В 1956 полностью реабилитирован, восстановлен в звании, возвращены награды, годы, проведенные им в заключении, были засчитаны в общий стаж армейской службы

Мы действуем в прорыве

Наступило первое января и с ним 1942 год. 92 полк [1] к полудню сосредоточился южнее Ивановки [2] и продолжал вести боевую разведку в двух направлениях: на запад и на север, в сторону Башкино. Положение полка оставалось неопределенным. Связи с соседом справа не было [3], и на его правом фланге все время продолжали маячить какие-то группы противника. Иногда закидывали и минами. 122 полк, оказав содействие 191 полку по овладению Ворсино, успешно продвигался в направлении Ермолино. Ему было приказано: под прикрытием перелесков юго-восточнее Ермолино к исходу дня овладеть последним. В действиях 191 полка, после занятия Ворсино, наступила пауза. Кушнер [4] прилагал большие усилия, чтобы поспеть с артиллерией.

Боевое дрнесение штаба 201 стрелковой дивизии, подписанное полковником Паэгле

Разведывательная рота доносила, что обойти Ермолино с севера им не удалось и что они подверглись обстрелу минометным и пулеметным огнем со стороны Инютино и Ермолино. Было ясно, что противник успел (...) организовать на этом рубеже оборону.

Через начальника артиллерии армии, который остался при нас, мы попросили «Катюши». Наши полки устали, да и численно ослабли. Теперь можно было их толкнуть вперед при хорошей огневой поддержке. Учащались паузы в боевых действиях. Поневоле получилось поэшелонное преследование и наступление на позиции арьергардов [5] противника.

Чаша [6] получил задание с командиром штабной роты связи развернуть командный пункт в Ворсино. К вечеру мы были уже там. Перед нашим уходом из Добрино, по одиночке и группами, стали возвращаться местные жители со всяким скарбом.

Температура стала резко падать. Задул острый юго-восточный ветер, и потянула поземка.

Почему-то перед нашим уходом оборвалась связь с 92 полком. Туда немедленно был направлен (...) старший лейтенант Зайцев. Деревня Ворсино была вся в сохранности, и местные - на месте. По словам жителей, следовало, что до нас в этой деревне стоял какой-то штаб «грабь армии». При этом штабе находились десять пленных красноармейца. Они выполняли разную грязную работу и, главным образом, обслуживали кухни. Всех их мы обнаружили около деревни на лужайке (...). Было совершенно очевидно,что они были уничтожены посредством ручных гранат: они лежали по кругу (...) и имели сильно истерзанный вид. Это был первый факт фашистских зверств по отношению к пленным красноармейцам, с которым нам пришлось встретиться.

По отношению местных жителей, в связи со всеми изложенными фактами, была занята позиция предупредительного характера. Всякие разговоры между собой мы вели иносказательно, а боевые распоряжения только кодировано.

Под вечер появились «Катюши». Они заняли позицию. Мы указали рубеж, который следует поражать. Картина была изумительная. Перед Ермолино, на всем его протяжении, после залпа образовалось сплошное море огня.

122 полк немедленно из перелесков вслед за залпом бросился в атаку. Но расстояние оказалось большим и притом – по совершенно гладкому полю, которое служило для «грабь армии» посадочной площадкой самолетов [7]. Кстати, там и торчал один самолет, и он впоследствии стал нашим трофеем.

Трофеи 201 стрелковой дивизии, захваченные на аэродроме "Ермолино"
(газета Красная звезда, 06.01.1942. Снимок спец. фотокорр. «Красной звезды» В. Тёмина)

Фашисты успели опомниться и изготовиться к отражению атаки. Атака была отражена. Не смогла поправить дело и группа смельчаков во главе с беззаветно храбрым начальником штаба полка гражданским инженером майором Щегловым.

В ночь на 2 января 122 полк должен был перегруппироваться к своему левому флангу, разведать подступы к Ермолино со стороны реки Протва и быть готовым возобновить атаку после второго залпа «Катюш». 191 полк кое-как передохнул и привел себя в порядок; он должен был выдвинуться под Инютино, обойти его с севера и с одновременной атакой со 122 полком овладеть Ермолино. 92 полк должен бы использовать успех 191 полка и вырваться непосредственно к Боровску и овладеть пригородом Рябушки. Таков был замысел, и в этом духе, разумеется, и со многими уточнениями, были отданы боевые распоряжения.

Несколько слов о местности. От железной дороги к западу местность опускалась к реке Протва (...) своеобразными террасами. Верхняя терраса с деревнями Ивановка, Редькино и Федотово была почти открытая, слегка всхломлена, и там на запад, пролегали укатанные дороги. С крупными обрывами и оврагами, идущими в западном направлении, от нее отделялась средняя терраса. На ней также расположилось несколько населенных пунктов, но она была без дорог и изобиловала осинником, березняком и ельником. Эта сравнительно молодая мешанина тянулась по северному краю средней террасы до Боровска.

И, наконец, нижняя терраса. Она заканчивалась крутым и высоким обрывом у реки Протвы, причем у пригорода Рябушки, она сливалась со средней террасой. Нижняя терраса была совершенно открытая, и по её северному краю вела дорога в Боровск.

Характерное для средней террасы было то, что она была изрезана двумя или тремя довольно широкими и глубокими лугами. В этих лугах и расположились деревни. В первом лугу была деревня Ермолино, растянутая по лугу с севера на юг. Остальные деревни за ней были расположены также.

Боевая карта 33 армии по освобождению Боровска (декабрь 1941 - январь 1942)

Наступило утро 2 января. «Катюши» заняли позицию, дали залп по прежнему рубежу и скрылись.

Полковник Соколов, командир 122 полка (...), ссылаясь на усталость бойцов и глубокий снег (...), не предпринял ничего, чтобы обойти Ермолино с юга. А как и накануне устремился вперед по гладкой посадочной площадке. На этот раз некоторые храбрецы достигли снежный вал и бросили за него несколько десятков ручных гранат. Но все же атакующие, встреченные пулеметным и минометным огнем, вынуждены были залечь.

Наступление 191 полка подполковника Варкална [8] в обход Инютино с севера развивалось медленно и в течение дня не давало положительного результата.

Как уже отмечалось, на этом направлении не было дорог. Все двигались вперед по глубокому снегу. Мы топтались на месте, а общая обстановка требовала броска вперед, чтобы занять Боровск.

Под вечер к нам опять приехал командующий [9]. Он был очень недоволен нашими действиями. Изложили ему обстановку, состояние наших частей и намерения о дальнейших действиях. Намекнули, что есть такая идея: 92 полк по лесной полосе, между верхней и средней террасами, направить в тыл противнику. Командующий эту идею одобрил и тут же выругал, что затянули исполнение. Исполнение было сопряжено с большими трудностями, да и риск был не мал. Однако исходя из упорства противника на рубеже Инютино – Ермолино, другого выхода не было.

Командующий 33 армией генерал-лейтенант М.Г. Ефремов

Наши трудности были вызваны следующими обстоятельствами:
- месяц был уже на исходе, как бойцы не видели крыши над головой. К тому же глубокий снег и крепкие морозы. Человеческие силы были на пределе;
- сильно поредели ряды строевых подразделений;
- мало что уцелело от полковой артиллерии и батальонных минометов, сейчас очень нужных.

Тем не менее уклоняться было некуда. Быстро, на ходу, создавался отряд для выхода в тыл противнику. 92 полк усилили инженерным батальоном, химической ротой, пушечной батареей артиллерийского полка. Ослабевшие были оставлены на месте. В отряд был направлен и майор Кинцис [10] со средствами радиосвязи и несколькими охотниками из комендантского взвода, среди которых был и восемнадцатилетний Большаков, прекрасно владевший немецким языком.

Отряду было указано:
- использовать лесные дороги, тропы, просеки;
- двигаться поэшелонно, каждый эшелон должен быть одинакового состава;
- на остановках костры не разводить и максимально соблюдать тишину;
- радиосвязью пользоваться с момента выхода в район северо-западнее Рябушек и даже сигналов никаких не подавать во время движения;
- до старого расположения полка, где оставался начальник штаба 92 полка майор Шевцов [11], пользоваться живой связью – эстафетой.

Отряд двинулся в путь в ночь со 2 на 3 января, командовал им командир полка майор Кириллов [12], а комиссар Пиесис [13] «зажигал» сердца бойцов отряда. Туда же направились все свободные работники политотдела и, кажется, среди них был и знаменитый, всюду успевающий, газетчик.

Поначалу было решено выпустить боевой листок и распространить среди бойцов, но потом - в целях сохранения маскировки и внезапности – отказались. «Верховное» водительство отряда было возложено на исполнявшего обязанности начальника штаба дивизии майора Кинциса.

Залпы «Катюш» по Ермолино последовали вечером 2 января и утром 3 января, но 122 полк в атаку вслед за залпами не пустили. На ровном поле были оставлены в белых халатах только меткие стрелки – для единоборства с огневыми точками на снежном валу.

Решили пойти на обман противника. Полагали, что не может быть, чтобы эти вояки, одетые во всем из «эрзаца», в такую сильную стужу сидят на своем оборонительном рубеже. Очевидно, там только легкие и тяжелые пулеметы с насиженными расчетами, а остальные находятся в д. Ермолино, в логу, и занимают оборону после залпа «Катюш».

Получилось, как в сказке «Пастух Яков и волк», которую читал в детстве на латышском языке. Оказалось, что аналогичная сказка бытует у всех народов.

Как потом выяснилось, фашисты вечером 2 января еще заняли оборону после залпа «Катюш», но атакующих не оказалось. А на утренний залп 3 января они уже не вышли. Не вышли они и на вечерний залп «Катюш», когда 122 полк фактически перешел в атаку. Полк без труда ворвался в Ермолино с юга и востока. После короткой уличной драки деревня осталась за нами.

Оперативная сводка штаба 201 сд о взятии 3 января 1941 г. Ермолино

В плен был взят один солдат (и то вытащен из русской печи). Остальные защитники Ермолино полегли или обмороженные погибли в снегу под кручей левого берега реки Протвы. Вид солдата был жалкий: молодой парнишка, с сопливым отмороженным носом, распухшими отмороженными ногами, на которые было натянуто по несколько пар женских чулок. Он оказался сыном владельца типографии из Бремена или из какого-то Франкфурта.

Местные жители рассказывали, что после отражениях наших первых атак, когда фашисты возвращались в избу, первое требование было: «Подать ведра с горячей водой!». Старухи охали и стонали, рассказывая об этом: «Мы прямо измучились с этой горячей водой!». Но бог дал, у них совсем исчезли слова: «Бабка, шнель, картошка, шмальц...». Мы продолжали уточнять: «Что же они делали с горячей водой?». «Совали туда ноги со всеми сапогами, а потом отдирали с ног сапоги со всей кожей до колен. Господа офицеры больше всех этим занимались. Солдаты обматывали сапоги разным тряпьем, даже одежду нашу пустили в ход, и закручивали веревками», – разъясняли нам бабушки.

В 191 полку подполковника Варкална еще с вечера 3 января было приказано оборвать свое «демонстративное» наступление на Инютино и собраться на Боровскую дорогу. Это стало возможным, когда «отряд» достиг района северо-западнее Рябушек и мимоходом, без особого труда, занял Редькино.

Когда от 122 полка поступило боевое донесение, что с обороной противника у Ермолино покончено, 191 полк немедленно, уже в колонне, был выдвинут на Боровск.

Под утро 4 января туда же на машине была направлена рота разведчиков. Она получила такую задачу: обогнать 191 полк, связаться с «отрядом» и оказать ему содействие по овладению пригородом Рябушки.

В действиях 122 полка наступила пауза. Он приводил себя в порядок в д. Ермолино.

К этому времени о соседе слева [14] было известно, что он вышел в район южнее Боровска и ведет бой непосредственно у города. Соседа оправа под Боровском у нас уже не оказалось. Все силы 33 армии устремились на запад, южнее Боровска. События стали развиваться очень быстро и в благоприятном направлении.

Мы почувствовали, что наша «скорость» мала. Мучились пониманием смертельной усталости бойцов, как и их сильно поредевших рядов. Однако в то же время все понимали: и командиры, и бойцы, - что нужно сделать все возможное, чтобы всыпать «по первое число», хотя бы по хвосту, хвастливой коричневой чуме.

И в последующих стычках с коричневой чумой, при всех обстоятельствах, «изысканный немецкий язык»уже применения не находил. За все отвечали пули, мстили за десять изуродованных трупов пленных красноармейцев под Ворсино и за многое другое, совершенное у местных жителей. Мстили и за «Таню», которую после зверских истязаний фашисты повесили в деревне Петрищево. Газетный рассказ о её мужестве дошел в те дни и до нас.

Старые стенные «ходики» нашего хозяина, побуревшие и пожелтевшие от времени, уже показывали б часов.

Настало утро воскресного дня – 4 января. Ночь прошла в непрерывных переговорах по телефону и радио, никто не спал. Первая тревога об «отряде» улеглась, но тут же росла другая: первая задача была выполнена, но как будут развертываться его дальнейшие действия?

Возникли такие вопросы: - не обнаружат ли его фашисты ранее, чем нам хотелось; - не сомнут ли его отходящие части фашистов; - успеет ли в нужный момент оказать ему помощь рота разведчиков.

Начиненный раздумьями по этим, самому себе поставленным вопросам, решил: пока темно, выйти во двор, и стал внимательно прислушиваться, и вглядываться вдаль, в сторону Боровска.

Небо было ясное и все еще усеянное яркими звездами. Кругом тишина. Ни одного выстрела. Нет под небом и ракет, и зарева от пожарищ. Странно – не пуст ли Боровск?

Подошли еще связисты и командиры для связи от частей. Задал и им этот вопрос. Но не дождавшись суждений, стал объяснять, как найти Полярную звезду, которая является самой яркой в созвездии Малой Медведицы при помощи двух последних созвездий [15] Большой Медведицы.

Отворилась дверь, и позвали завтракать.

На юго-востоке из-за горизонта вылезла узкой полосой утренняя заря. По-прежнему в направлении Боровска все было спокойно.

На столе были чугун картофеля в мундире, миска с солеными грибами и несколько стаканов клюквенного киселя с печеньем. Штабники страдали расстройством кишечника от мерзлого хлеба и решили успокоить его при помощи киселя и печенья. На «дар» хозяина обрушился я и еще некоторые, у кого желудки были способны переварить даже камушки.

В окна забирался уже рассвет, и мы снова включились в разговоры по телефону и радио.

Около 9 часов 4 января стало известно следующее: - «отряд» занял совместно с ротой разведчиков пригород Рябушки и устремился в город. При том рота разведчиков обнаружила за каменной оградой пригородной церкви большой склад боеприпасов и вооружения и что сообразительный и находчивый Кесберис [16] сумел предотвратить его взрыв, который был подготовлен фашистами; - 191 полк продолжает свое движение беспрепятственно и головой колонны достиг Рябушки.

Доклад командира 201 стрелковой дивизии командующему 33 армией о вхождении в Боровск с распоряжением генерала Ефремова (карандашом)

Откуда-то, с южного направления, к нам заявился и командующий 33 армией генерал Ефремов. На этот раз, после доклада обстановки и изложения наших дальнейших намерений, по лицу командующего расплылась широкая, мягкая и взволнованная радостная улыбка...

Услужливая повариха, как раньше и всем нам, предложила командующему знаменитого клюквенного киселя с четырьмя кусочками печенья. Он не отказался.

Кто-то из любителей «мерзавочки», кажется Димант, шутки ради бросил фразу: «Командир дивизии у нас – «жила». Мы предложили ему занятие Боровска отметить чемнибудь существенным, а он придумал кисель. И все уговаривает: потерпите до места».

После стакана киселя командующий стал прощаться. Пожелал нам дальнейших успехов и уже другой интонацией сказал: «При преследовании придерживайтесь Верейского направления. Приказ по армии получите к вечеру». И дальше опять с сарказмом: «Прошу не заболеть беспечностью и зазнайством». На это Зутис [17], скромно улыбаясь, ответил: «Первое – может быть на том или другом этапе боевых действий, но что касается второго – оно исключено».

Прежде чем покинуть Ворсино и свернуть все средства связи, мы распорядились о дальнейших действиях:
- 92 полку выйти из города и через Редькино, минуя Федотово, преследовать противника в направлении Лучны;
- 191 полку выйти в район с перелесками севернее Боровского монастыря и оттуда наступать на Федотово;
- 122 полку по достижении МТС преследовать противника по Верейской дороге;
- майору Кинцису наличными средствами связи приступить к развертыванию нового узла связи и командного пункта в Рябушках.

Примерно такова была схема распоряжений. Она еще обрастала всякими уточнениями и, разумеется, не так гладко осуществлялась, как это кажется теперь, 20 лет спустя.

Все жители командного пункта неудержимо рвались к Боровску. Мы их и не удерживали. Главное, Кинцис уже находился в Рябушках и особо «лиховать» им не даст.

Мы с Зутисом и Цинис [18] со своим автоматом решили до Ермолино идти пешком. День был хотя и морозный, но ясный и даже солнце скупо согревало спину.

Изучать оборону противника у Ермолино было некому. Непосредственные исполнители боевых распоряжений не располагали временем. После занятия населенного пункта для каждой части была пауза. Но она поглощалась обогреванием и сушкой, приемом пищи и короткой дремотой. Поэтому эту сторону боевой деятельности дивизии мы с Зутисом брали всегда на себя и материал использовали на инструктивных сборах командного состава. Так было и у Ермолино.

Что мы там узнали, об этом уже было сказано. Только добавили, что на гладком поле аэродрома, безвозвратно наших [19], после двух неудачных атак лежало многовато – до сотни. Мы сняли ушанки и прошлись между ними.

Говорили как-то мне, что память героев Ермолино увековечена монументом. Не ленитесь, девушки из Ермолино, по весне приносить цветы к этому монументу. Да ты, путник, если окажешься на этой дороге, не стыдись, сними шапку и поклонись. Штурмовавшие беззаветно снежный вал стоят этого.

Братское захоронение в Ермолино у аэродрома

На дороге, западнее Ермолино, нас уже ожидал шофер Маденов с машиной. На марше обогнали 122 полк и к полудню были уже в Рябушках.

На первых порах, как всегда на новом месте, была сутолока и растерянность, пока все разместились и разобрались в обстановке. 191 полк уже выходил северо-западнее Боровска, а его разведка достигла Федотово и завязала там перестрелку с противником. Раздались сигналы начала «Редькинской трагедии». Первоначально мы услышали, как бы в тылу, беспорядочную стрельбу, а вслед за этим появились и очевидцы нападения противника на Редькино. Немедленно туда был возвращен 92 полк.

Уже под вечер подошел к Боровску и 122 полк. Он, как ему было указано, стал преследовать отходящего противника по Верейской дороге.

Рота разведчиков и саперы продолжали исследовать захваченный склад боевых припасов и вооружения: нет ли еще там какой-нибудь каверзы, которая может вызвать взрыв.

Связь стала работать нормально. Работники штаба трудились над составлением разных боевых документов и совместно с политотделом подсчитывали трофеи. Помимо снарядов, мин, патронов, легких пулеметов и карабинов, в районе МТС оказались брошенными несколько десятков грузовых и легковых автомобилей.

А уже знакомый читателям «газетчик» установил контакт с местными жителями и выяснял подробности вывоза противником своих трупов в тыл. Они же навели его на два сарая, где в штабелях были уложены трупы, которые фашисты не успели вывезти. Он же нам сообщил, что паника среди «коричневой чумы» началась еще вечером 3 января, а уже на другой день, утром, в городе нельзя было встретить ни одного фашиста.

Очевидно, виновниками этой паники были наш знаменитый «отряд» и сосед слева.

Наступил вечер. Заработала полевая электростанция, и зажглись лампочки. Первое возбуждение по поводу достигнутого успеха улеглось. Раздались голоса, что наступила пора и пообедать, и поужинать одновременно. Кто-то намекнул, что нужно выполнить обещанное: отметить взятие Боровска не киселем, а более существенным.

На фронте ничего не тревожило, да и от полков за ночь нельзя было ожидать особой активности. Беспокоило Редькино, где все еще шла стрельба. Занятие Редькино противником угрожало нашему тылу. Решили за стол не садиться, пока не будет ясна обстановка под Редькино.

Помчалась туда целая ватага охотников помочь майору Кирилову и узнать положение. Через часа два некоторые вернулись и доложили: «Ничего опасного. Половину деревни уже отбили. Сейчас идет бой за большой дом в центре». А остальные остались помогать Кирилову отстоять Редькино. Среди них оказался и политработник из штаба армии Конев. Теперь можно было ужинать. Стол был накрыт по- воскресному и по -победному: мясной суп, пшенная каша, хлеб. А под «мерзавочку» хозяйка дома подала маринованные подосиновики.

К ужину подоспел и командующий. На этот раз с ним был и начальник артиллерии армии. Командующий белое не пил. Ему достали красное. Героем этого званого ужина был «Верховный водитель» знаменитого отряда майор Кинцис, и к нему примыкал дивизионный инженер Калнин. «Что сделано – это хорошо, а вот немецкого генерала разбитой дивизии нужно забрать в плен. Он перед вами маячит в развилке дорог на Наро-Фоминск и Верею. Это нам точно известно», – сказал командующий.

Вскоре он оставил нас, а начальнику артиллерии поручил заняться вывозом склада боеприпасов и вооружения по прибытии автотранспорта. На фашистского генерала немедленно ориентировали Варкална и Соколова.

Офицеры 201 Латышской стрелковой дивизии после освобождения Боровска у входа Свято-Пафнутьева Боровского монастыря. Боровск, январь 1942 года. Латвийский государственный архив кино, фото и аудио документов

Воспоминания Г.Г. Паэгле не противоречат
военным архивным документам
по истории боёв под Боровском.

 

Продолжение

Комментарии

1 В составе 201 стрелковой дивизии было три стрелковых полка: 92, 122, 191.
2 Так в тексте, вероятно, Ивакино.
3 Сосед справа – 338 стрелковая дивизия.
4 Пётр Семёнович Кушнер (Петерис Кушнерс), в январе 1941 г. подполковник, начальник артиллерии 201 стрелковой дивизии.
5 Арьергард – подразделения прикрытия при отходе главных сил.
6 Ян Чаша – адъютант командира 201 стрелковой дивизии.
7 Поле Ермолинского аэродрома.
8 Роберт Фрицевич Варкалн, в январе 1942 г. подполковник, командир 191 стрелкового полка.
9 Командующий 33 армией генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Ефремов.
10 Ольгерт Альбертович Кинцис, в декабре1941 г. – январе 1942 г. начальник оперативного отдела штаба, исполняющий обязанности начальника штаба 201 стрелковой дивизии.
11 Михаил Иванович Шевцов, в январе 1942 г. начальник штаба 92 стрелкового полка.
12 Лев Павлович Кириллов, в январе 1942 г. командир 92 стрелкового полка.
13 Ян Янович Пиесис, в январе 1942 г. батальонный комиссар, военный комиссар 92 стрелкового полка.
14 Соседом слева у 201 стрелковой дивизии было две дивизии – 113 и 93, которые и освободили Боровск.
15 Вероятно, не созвездий, а звезд.
16 Кесберис Янис Янович, в январе 1942 г. старший лейтенант, командир 112 Отдельной разведывательной мотострелковой роты.
17 Петр Давидович Зутис, в январе 1942 г. старший батальонный комиссар, военный комиссар 201 стрелковой дивизии.
18 Янис Петрович Цинис, в 1942 г. капитан госбезопасности, заместитель начальника особого отдела НКВД 201 стрелковой дивизии.
19 Безвозвратные потери, т.е. убитые.